В своем видео мы хотели показать контраст между прошлым и настоящим. Между надеждами того времени, которые возлагались на здание НИИ, науку, космос и страну в целом и современными реалиями. Мы хотели подчеркнуть и то, что будущее башни Савина — не обязательно пессимистичное: в конце ролика проскакивает надежда на возрождение ее «былого», важного значения. Что сейчас происходит внутри башни? Какие работы ведутся — и ведутся ли вообще? Что думают люди, проходя мимо здания? Как оно будет использоваться в будущем?

Для того, чтобы раскрыть настроение, царящее в этом месте, и показать нашу идею, мы использовали контрастный монтаж и противопоставление
с природой, стилизацию под советские кадры в конце видео и современную съемку. Во время работы над монтажом мы стремились через плавные переходы и долгие, статичные кадры добавить в видео ту атмосферу, которая царит вокруг постройки.

«В подобных случаях пространство — это все, ибо время уже не может оживиться памятью».
Гастон Башляр

Формальная конфигурация запечатлённого корпуса университета, прозванного «Корабелкой», отсылает к извечному мифу о ковчеге. Эту очевидность
мы и поднесли зрителю, ищущему в образах идентичность и соответствия,
чтобы он вовлёкся в чтение куда более замысловатой истории. Играя
с образами реальности: объектами (игрушками), чьи определяющие черты легко считываются, мы отразили гиперреальное чувство — ощущение времени. Теперь детские игрушки раскрывают суть сверхъявлений: корабль свидетельствует о чистоте и кажущемся спокойствии начала, машина — стремительном развитии, паровоз в замкнутом пути — все ускоряющемся моменте, готовым к коллапсу. Наделение выбранных предметов такой коннотацией представилось возможным только в контексте здания — представителя мира пространства, представителя вечности.

Человечество бесконечно стремится привязать себя к пространству и времени — оставить след, что кажется невозможным, потому что суть этих явлений постоянно ускользает даже от наблюдения. В попытке обуздать одно — время, человек прибегает к другому — пространству: он примеряет роль демиурга,
в том числе создавая архитектуру. Время неподвластно человеку,
и пространство играет с ним злую шутку: пространственное творение, преобразованная материя становится не продолжением создателя — отметкой личной значимости на пространственно-временной карте событийности, —
но проявлением временной точки некой общечеловеческой значимости
на карте вечности, сохраняясь как сверхидея незыблемости, непреклонности перед нескончаемыми переменами.

Может ли музыка быть осязаемой? Можно ли через прикосновение услышать, как звучит книжный стеллаж, гранитный камень, изгиб перил?
Дерево, стекло, бетон — ноты, из которых Алвар Аалто слагает свою симфонию. Мы постарались ее услышать и пересказать.

*пер. с финского «Выборгская библиотека»

Когда мы приступали к съемкам здания Мастерской Аникушина, нам хотелось передать не просто визуальный облик здания: конструктивный каркас, фактуры, освещение, игру тени и света, а его влияние, силу его воздействия на гостей музея. Историческая судьба и особенное предназначение здания наложило отпечаток на его архитектурный облик. Пытаясь перенести на цифровую матрицу атмосферу и энергетику, мы искали способы и приемы, которые,
как нам кажется, очерчивают характер Мастерской Аникушина.

С одной стороны, это — волшебный дом настоящего художника, в котором
он жил, работал, воплощал в жизнь свои идеи. Выставка бумажных скульптур «Вокруг света» помогла нам раскрыть этот образ «чуда», ведь что если не чудо — идея, действие, реализация, произведение искусства, которое остается
и после своего создателя? Ведь именно этим столько лет жила и продолжает жить Мастерская.

С другой стороны, это — здание, сокрытое от глаз прохожих в Вяземском саду Петроградской стороны, ставшее пристанищем тишины и покоя. Редкие посетители, одинокие скульптуры, доносится монотонный гул проектора, мерцает технический холодный свет, кажется, что время здесь остановилось навсегда — и все это в жесткой клиновидной структуре здания с огромными торцевыми окнами, пропускающими в мастерскую рассеянный северный свет. Здание как будто дышит, но не может никого позвать. Оно так и остается
до сих пор недооцененным, ненайденным сокровищем нашего города.

Взгляд на музей ребенка — наивный, чистый, теплый, сказочный — и взгляд уже взрослого человека, логичный, обоснованный, опытный, рациональный, жесткий, как нам кажется, объединяют разные визуальные и смысловые образы Мастерской Аникушина.

Архитектура всегда глубже какой бы то ни было эстетики, ведь каждое здание хранит в себе отпечатки времен, которые свидетельствовало и переживало. Здание Дворца культуры работников связи – это тотем сменяющихся идеологий. Его воздвигали и перестраивали как символ связи с Богом/ Культурой/ Человечеством, потому что именно в связи с какой-либо несоизмеримой человеку силой выражена суть любой идеологии.

С каждой новой эпохой меняется связь — меняется облик здания; умирает эпоха — нарушается связь — здание низвергается. Остается лишь память, которую невозможно перестроить или спрятать за современным фасадом.
Эта память — внутренняя, тектоническая борьба здания ДК связи.
В нем идеологии, времена, стили связаны в единую неподвластную стилям архитектуру, которая пережила смену эпох, и несомненно, переживет еще.

Всматриваясь в тени усталых зеленых строительных марлей, безмолвные глухие окна, поблекшую штукатурку, пластику ностальгичных барельефов
и неуместные надписи на потрескавшихся стенах — какую идеологию разглядит в нем зритель сегодня? А в будущем? Здание в состоянии предчувствия.